👁 760

(Русский) Почему экономисты не предугадали Арабскую весну?

Sorry, this entry is only available in Russian. For the sake of viewer convenience, the content is shown below in the alternative language. You may click the link to switch the active language.

В этом году шестая годовщина начала восстаний Арабской весны прошла практически незамеченной.

Не было видно, как в предыдущие годы, шквала комментариев на тему этих бурных событиях, потрясших арабский мир и, как казалось, обещавших преобразить его политическую жизнь.

Как пишет в своей статье директор Лондонского Института Ближнего Востока (London Middle East Institute and Reader in Economics at SOAS) Хассан Хакамиан, несмотря на то что интерес к этому событию пропал, так и осталось неясным, почему экономисты не смогли спрогнозировать Арабскую весну.

Директор Лондонского Института Ближнего Востока (London Middle East Institute and Reader in Economics at SOAS) Хассан Хакамиан

“Cнижение интереса к арабским восстаниям вызвано глубокой переменой: надежда на появление новых политических систем с более широким представительством уступила место отчаянию, поскольку революции, полные ожиданий, сменились контрреволюциями, гражданскими войнами, крахом систем государственного управления и ростом религиозного экстремизма.

Тем не менее, какими бы ни были неблагоприятными их результаты на сегодня, мы должны продолжать анализировать восстания Арабской весны, чтобы понять их истинные причины. Как и любое эпохальное событие, они поставили перед нами новые, трудные вопросы. И один из самых важных среди этих вопросов: почему экономисты не сумели предсказать все эти беспорядки.

Прогнозирование политических бурь – нелёгкая задача. А у экономистов далеко не лучшая репутация, когда речь заходит о прогнозах (даже если это кризисы в экономике). Однако данный конкретный провал в прогнозировании, возможно, является следствием более серьёзной проблемы с экономическими воззрениями и концепциями.

На самом деле накануне своего падения отдельные авторитарные правители арабских стран получали даже похвалы от Всемирного банка и Международного валютного фонда за их якобы успехи в проведении «правильной» экономической политики. В дальнейшем Всемирный банк признал свою ошибку, что ясно указывает на возможные проблемы с той политикой, которую эти институты рекомендовали прежним арабским режимам.

Здесь возникает целая серия новых вопросов. А может быть, экономисты смотрели на неправильные индикаторы? Может быть, они ошиблись из-за неправильных выводов? Или они не обращали достаточного внимания на потенциальные подводные камни? Иными словами, была ли это проблема с данными или с анализом?

По крайней мере отчасти, неспособность спрогнозировать политические революции связана с концептуальными недостатками. Традиционная экономика, как правило, сосредоточена на анализе поведения homo economicus: он стремится к эквилибриуму, руководствуется рациональным выбором, при этом его предельная (маржинальная) выгода равна предельным (маржинальным) издержкам. Данный концептуальный подход демонстративно плохо применим к ситуации социальных и политических катаклизмов, которые едва ли можно назвать незначительными (маржинальными) переменами.

Кроме того, у рассматриваемого провала в прогнозировании есть еще и эмпирические аспекты. Многочисленные данные статистики рисовали вполне благоприятную картину экономической ситуации на Ближнем Востоке и в Северной Африке (так называемый регион MENA).

До начала восстаний – на протяжении десятилетия – экономика стран региона демонстрировала ежегодные темпы роста реального ВВП на уровне 4-5%. Этот успех был отчасти смазан из-за сопровождавшего его увеличения численности населения: темпы роста реального подушевого ВВП колебались в районе 2-2,5%. Тем не менее все это было существенным улучшением по сравнению с 1980- 1990-ми годами, когда экономика региона значительно отставала от экономики других регионов мира.

В странах MENA заметно улучшались и индикаторы человеческого развития, а если судить по общепринятым критериям, то в некоторых из них улучшалась также ситуация с неравенством. Например, в Египте снижался коэффициент Джини. Кроме того, хотя данные на эту тему скудны, в отдельных странах, охваченных позднее Арабской весной (в первую очередь в Тунисе), снижался уровень бедности, при том что в этом регионе он и так уже был одним из самых низких среди стран развивающегося мира. Прямо или косвенно страны MENA выиграли от несколько лет высоких мировых цен на нефть, особенно в 2002-2008 гг., когда цены достигли исторического пика $147 за баррель, а также от последовавшего затем этапа подъема в бизнес-цикле.

Конечно, не все новости были хорошими. Когда начались революции, у простых людей, особенно у молодых и образованных представителей среднего класса, было множество причин чувствовать свою политическую отчужденность. Уровень безработицы, особенно среди молодежи, был очень высоким. Между тем, у авторитарных правителей обычно отсутствует приоритетный интерес к теме социальной справедливости.

Но несмотря на все это, факт остается фактом: сравнительное благосостояние стран региона повышалось, они не переживали ни спада экономики, ни стагнации. Этот факт противоречит традиционным представлениям, согласно которым массовые бунты всегда связаны с экономическими трудностями, а периоды относительного процветания сопровождаются политическим спокойствием масс.

В “Политике” Аристотеля предлагается радикально иная интерпретация связи между экономическим положением и политической стабильностью: “Для сохранения власти тиран должен удерживать подданных в нищете, чтобы поглощённые насущными заботами они не имели досуга составлять против него заговоры”. Это не означает, что революции являются привилегией богатых; скорее дело в том, что рост сравнительного благосостояния может привести к повышению осведомленности об отсутствующих свободах и спровоцировать сопротивление некачественному управлению государством.

История в какой-то степени подтверждает данную точку зрения. Революция 1979 года в Иране, как и восстания Арабской весны, произошла после беспрецедентного периода роста экономики, вызванного крайне благоприятными мировыми ценами на нефть (в 1973-1974 гг. они выросли в четыре раза).

Но даже в случаях, когда революциям предшествовал экономический спад, свою роль могло сыграть повышение благосостояния накануне этого спада. Согласно теории, выдвинутой американским социологом Джеймсом Дэвисом и получившей название “кривая Дэвиса” (по-английски J-curve), революции, подобные революции 1917 г. в России или революции 1952 г. в Египте, происходят, когда период продолжительного экономического и социального развития резко и внезапно сменяется упадком. Иными словами, массы пробуждаются не из-за собственно экономических трудностей, а скорее из-за разочарования, вызванного несоответствием ожиданий и реальности.

Из Арабской весны можно сделать вывод, что улучшение состояния экономики нельзя рассматривать как страховку от политической нестабильности. Если мы выучим этот урок, мы, возможно, сможет избежать ослепления будущими политическими катаклизмами. И может быть, мы даже получим возможность избежать того разочарования и отчаяния, которые принесла с собой Арабская весна”.

Источник

Leave a Reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *