عفوا، هذه المدخلة موجودة فقط في الروسية. For the sake of viewer convenience, the content is shown below in the alternative language. You may click the link to switch the active language.
На основе изучения истории Европы, Вильфредо Парето сформулировал теорию циркуляции элит: постепенно элита, которой принадлежит власть, деградирует – ей на смену приходит новая контр-элита … Через некоторое время цикл повторяется. Деление на способную к управлению «элиту» и «контр-элиту» Вильфредо Парето считал «… существенной чертой всех человеческих обществ, а «круговорот» элит, то есть их стабилизацию и последующую деградацию, – движущей силой общественного развития, лежащей в основе всех исторических событий. Вера в прогресс или эволюцию бессмысленна, ибо человеческое общество обречено на циклическое движение властных структур: от правления «львов» к правлению «лис» и обратно.
В понимании Парето политикой и экономикой руководят две основные группы лидеров: «лисы», способные на эксперимент и открытия, но лишенные преданности принципам, которые гарантируют стабильность социальной жизни, а также «львы», (в указанном смысле ранее термины «львы» и «лисы» ранее использовал Никколо Макиавелли – Прим. И.Л. Викентьева) которые представляют консервативные силы, но имеют также глубокое чувство преданности ценностям семьи и нации. «Львы» отстаивают классовую солидарность, патриотизм и религиозные ценности. При этом они в отличие от склонных к постоянным интригам «лис» не боятся использовать силу, если это необходимо. Парето считал, что он живет во времена «лис» (имея в виду Италию и Францию). Политическая и экономическая сцена заполнена политически недобросовестными юристами и интеллектуалами-софистами, манипулирующими сознанием людей. Если это состояние оставить бесконтрольным, то социальное равновесие будет фундаментально подорвано. Однако он видел в истории доказательства тому, что всегда в подобной ситуации люди консервативных «львиных» качеств начинают набирать силу и отодвигают господство «лис». Они создают уверенность в том, что социальная стабильность установится, а вера, патриотизм и национальная гордость вновь заявят о себе». Васильева Н., Вильфредо Парето: провозвестник львов, в Сб.: Восстание масс, СПб, «Мидгард», 2005 г., с. 25-26.
Вот что писал о циркуляции элит сам Вильфредо Парето: «… феномен новых элит, которые в ходе непрерывной циркуляции, возникая в низших стратах общества, поднимаются в его высшие страты, там захватывают себе пространство и впоследствии приходят в упадок, вымываются и исчезают, представляет собой один из самых важных исторических фактов, и его необходимо принять во внимание, чтобы понять крупные социальные движения. Очень часто существование этого объективного феномена бывает завуалировано воздействием на нас страстей и предрассудков, и то, как мы его воспринимаем, существенно отличается от того, каков он в реальности. Циркуляция, которая возносит элиты, рождающиеся в низших стратах, к вершине, а также низвергает и приводит к исчезновению властвующие элиты, в основном бывает скрыта за множеством фактов. Прежде всего, это связано с тем, что данный процесс развивается, как правило, достаточно медленно, и потому, только изучая историю за длительный период времени, к примеру, в несколько веков, можно постичь общий характер и основные линии такого движения. Современный наблюдатель, охватывающий взглядом лишь короткий период времени, не видит ничего кроме случайных обстоятельств. Он видит соперничество каст, гнет тиранов, народные бунты, либеральные требования; он замечает аристократии, теократии, охлократии, однако общий феномен, по отношению к которому все перечисленное оказывается лишь частными деталями, зачастую полностью ускользает от него. Среди иллюзий, возникающих при этом, есть те, которые встречаются особенно часто и потому заслуживают быть отмеченными. Чтобы влияние эмоций, от которых не так-то легко освободиться, когда рассматриваются конкретные случаи, не могло затемнить наши рассуждения, мы будем рассуждать абстрактно. Пусть А – это элита, находящаяся у власти; В – элита, пытающаяся оттеснить от власти элиту А, чтобы самой занять её место; С – остальная часть населения, включающая неадаптированных людей, тех, кому недостает энергии, характера, ума, одним словом – людей, оставшихся вне элиты. А и В главенствуют и стремятся заручиться поддержкой своих сторонников от С, используемых ими как орудие. Одни С были бы беспомощны, как армия без командиров; они приобретают значимость и вес только тогда, когда их возглавляют А или В. Очень часто и даже почти всегда именно В оказываются во главе их, в то время как А усыпляют себя надеждами на собственную безопасность и презирают С. Впрочем, именно В могут лучше прельстить и привлечь к себе С именно потому, что они не обладают властью и их обещания рассчитаны на более долгий срок. Однако А иногда мечтают опередить В, в надежде на то, что им удастся угодить С мнимыми уступками, не делая их слишком реальными. Если В постепенно занимают места, принадлежащие А, благодаря медленной инфильтрации, если социальная циркуляция не прерывается, то С лишаются лидеров, которые могли бы побудить их к бунту, и наблюдается период процветания. Но обычно А стремятся противодействовать этой инфильтрации, однако такое противодействие может оказаться неэффективным, порождая лишь недовольство и не давая ощутимого результата. Если такое противодействие эффективно, то В могут захватить власть только сразившись с А и обратившись к помощи С. Когда успех окажется на их стороне, В захватят власть и начнет формироваться новая элита D, которая по отношению к В сыграет ту же роль, которую прежде играла элита В по отношению к элите А; и т. д. Большинство историков не замечает этого движения. Они описывают данное явление так, будто оно всегда оказывается борьбой одной и той же аристократии или олигархии против народа, который также все время один и тот же. На самом же деле: 1) речь должна идти о борьбе одной аристократии с другой аристократией; 2) аристократия, пребывающая у власти, непрерывно изменяется, и места, занимаемые сегодня одними людьми, спустя некоторое время будут заняты их противниками. Когда элита В приходит к власти и сменяет элиту А, дошедшую до полного упадка, как правило, наступает период высшего процветания. Некоторые историки видят в этом исключительно заслугу «народа», т. е. С. В таком утверждении верно только одно – то, что низшие классы производят новые элиты. Что же касается самих низших классов, то они не способны управлять, и охлократия не приводила никогда ни к чему другому, кроме бедствий. Более глубоко по сравнению с теми, кто привык смотреть на вещи издалека, заблуждаются люди, вовлечённые в движение и принимающие в нем активное участие. Многие индивиды, входящие в В, искренне верят, что добиваются выгоды не для себя и своего класса, но действуют на благо С и борются просто за то, что называют справедливостью, свободой, гуманностью. Эта иллюзия воздействует также и на представителей А. Среди них появляется немало людей, изменяющих своему классу, верящих, что они воюют за осуществление этих прекрасных принципов ради того, чтобы помочь бедным С, между тем как в действительности единственным результатом их усилий является помощь В в захвате власти, оборачивающейся затем новым игом для С, часто более тяжким, чем иго А. Тот, кто в конце концов понимает, каким окажется результат, порой обвиняет в лицемерии как В, так и А, твердивших, что их стремления направлены только к тому, чтобы оказать помощь С, но в целом он не прав, поскольку многих таких людей как из В, так и из А нельзя упрекнуть в неискренности. Симптомом, почти всегда предвещающим упадок аристократии, является распространение гуманистических настроений и болезненной чувствительности, отчего аристократия оказывается неспособной защитить свои позиции. Не следует путать насилие с силой. Насилию часто сопутствует слабость. Встречаются индивиды и классы, потерявшие могущество и способность удержаться у власти, становившиеся все более одиозными из-за творимого ими насилия, при котором они наносили удары вслепую, наобум. Сильный наносит удар только тогда, когда это совершенно необходимо, и уже ничто не останавливает его. Траян был сильным и не проявлял насилия; Калигула проявлял насилие, но не был сильным. Если у живого существа пропадают чувства, необходимые ему в данных обстоятельствах, чтобы выстоять в борьбе за жизнь, то это верный признак вырождения, поскольку атрофия этих чувств в более или менее недалеком будущем приводит к вымиранию вида. Живое существо, которое не желает ответить ударом на удар и боится пролить кровь своего врага, признаёт себя побеждённым и попадает во власть противника. Баран всегда мог встретиться с волком, готовым его съесть, и если теперь он избегает такой участи, то просто потому, что человек охраняет его, как пищу для себя самого. Всякий народ, который до такой степени боится пролить кровь, что оказывается неспособным себя защитить, рано или поздно становится жертвой какого-нибудь воинственного народа. На нашей планете нет, пожалуй, ни одного клочка земли, который бы не был когда-то завоеван мечом, и на котором народы-оккупанты не удерживались бы с помощью силы. Если бы негры оказались сильнее европейцев, то они поделили бы Европу, а не европейцы – Африку. «Право» народов, называющих себя «цивилизованными», завоевывать народы, которые они именуют «нецивилизованными», выглядит совершенно смехотворно, или, лучше сказать, это право есть не что иное как сила. Пока европейцы будут оставаться сильнее, чем китайцы, они будут навязывать им свою волю, но если бы китайцы стали сильнее, чем европейцы, то позиции переменились бы, и гуманистические декларации не смогли бы воспрепятствовать вторжению армий противника. […] Всякая элита, не готовая сражаться ради защиты своего положения, находится в полном упадке, и ей не остается ничего иного, кроме как уступить место другой элите, обладающей мужеством и твёрдостью, которых прежней недостаёт. И если такая элита верит, что провозглашенные ею гуманные принципы будут применяться к ней самой, то она просто впала в иллюзию. Победители прожужжат ей уши неумолимым vae victis (горе побежденным – Прим. И.Л. Викентьева). Когда в конце XVIII в. французские правящие классы занимались развитием своей «чувствительности», во мраке незаметно затачивался нож гильотины. Это праздное и легкомысленное общество, ведя в стране паразитическую жизнь, занималось на своих изысканных ужинах рассуждениями о необходимости освободить мир от «суеверия» и «раздавить гадину», не предполагая, что само будет раздавлено»./